С чеем связаны различия между национальностями
Обычно к одному роду относились группы людей, которые вели свое происхождение от одного предка, фактического или мифического. Несколько родов объединялись в единое племя, также часто связанное кровным родством, Как только браки внутри рода были запрещены, по-видимому, возникли племена. Разумеется, члены рода и племени говорили на одном или сходном диалекте единого или родственных языков, обладали одной примитивной культурой. Однако главным для них было объединение в рамках единой родовой или племенной общины, которая ведала всеми вопросами, начиная от регулирования брачных отношений и кончая объявлением войны соседям или заключением с ними мира.
Различие и связь между понятиями рода, племени, народа и нации
Между понятиями «народ» и «нация» нередко ставят знак равенства. Многие словари считают их синонимами. Но народ и нация – совсем не одно и то же: это явления, относящиеся к различным социальным сферам. Чем же они отличаются? Попробуем разобраться в этом запутанном вопросе.
Разница между народом и нацией
А в России существует предыдущая традиция, где национальность означала этническую и гражданскую принадлежность, и даже в переписных материалах стоял вопрос о национальности. Сейчас есть попытка перейти к западной терминологии, и когда вводится понятие «российская нация», это означает принадлежность к стране и российское гражданство.
Какая разница между нацией, национальностью и этносом
– В основу Cтратегии национальной политики заложен внятный тезис, который был сформулирован президентом, а точнее – тогда еще кандидатом в президенты, Владимиром Путиным в одной из своих предвыборных статей, посвященных национальной политике. Суть этого тезиса заключается в том, что мы строим гражданско-политическую нацию при сохранении и развитии этнокультурного многообразия народов России.
Разница между народом и нацией
С точки зрения западного человека, многие азиатские народы похожи друг на друга и реагируют на наше более прямолинейное поведение одинаково. Нам они представляются спокойными, терпеливыми и вежливыми, коллективистами, принципиальными, трудолюбивыми, неизобретательными, непроницаемыми и лишенными искры Божьей. Многие люди с Запада, если они не жили до этого в Азии, не видят разницы между китайцами, корейцами или японцами, пока те не заговорят на родном языке, а часто даже и после этого. Тем не менее Азия является крупнейшим в мире континентом и там существует огромное количество культурных различий. Хотя влияние конфуцианства и буддизма оказывает унифицирующее воздействие на поведение азиатов точно так же, как католицизм и протестантизм обусловливают поведение определенных европейских народов, на Востоке по регионам интерпретируют восточную философию по-разному. Следует помнить, что азиатские народы отнюдь не испытывают особой любви друг к другу. Это обусловлено главным образом историческими причинами. Япония, например, военным прошлым запятнала свою репутацию во многих азиатских странах, и ее исключительно примерное поведение в послевоенные годы не смогло до конца нормализовать отношения с ними. Корею завоевывали и Китай, и Япония, и там живуче постоянное чувство обиды на них, хотя и ведется активная торговля с Японией. Военные конфронтации преобладали между двумя Кореями, а также между Китаем и Тайванем, и даже Малайзия и Индонезия находились официально в состоянии конфронтации (Konfrontasi) на протяжении 20 лет. Политические проблемы, существующие между Китаем и Индией, хорошо известны, а развитию близких отношений между Россией и Китаем, этими гигантскими соседями препятствовала традиционная вражда между ними. Камбоджа опасается агрессивного Вьетнама, Вьетнам — гигантского Китая. У Таиланда существуют свои проблемы в отношениях со всеми соседними государствами. И последний, но не менее важный факт — существуют нелегкие, противоречивые проблемы между Китаем и Японией, подобные отношениям между старым мудрым мастером и его самым талантливым учеником, который преподал своему учителю несколько жестоких уроков.
Различия между азиатскими народами
При нарушении вышеперечисленных аспектов обязанностей, гражданин может понести административную или уголовную ответственность. В некоторых особо тяжелых ситуациях, когда лицо совершает политические или особо тяжкие преступления, может подняться вопрос о лишении его представительства страны.
В чем разница между нацией и национальностью
Если проследить этот процесс в истории. Можно обратиться к событиям, которые произошли в 1989 году. Тогда ряд советских республик одна за другой начали заявлять о своей независимости и выходе из СССР (парад суверенитетов). Таким образом произошел распад многонационального государства, т. е. национальные республики проявили стремление к сепаратизму. Однако это не прошло бесследно. Не все новообразованные государства были довольны своими границами или внутренним административным устройством.
3 (§ 27)
В лицах татарской национальности преобладают черты европейской расы. Эти признаки больше относятся к поволжско-приуральским татарам. Монголоидные черты присутствуют у этих народов, проживающих по ту сторону Уральских гор. Если подробнее описывать поволжских татар, коих большинство, то их можно разделить на 4 антропологических типа:
Чем отличаются татары от башкир
Исходя из этого, становится понятно, что не любое внешнее воздействие можно назвать стимулом. Он должен иметь побуждающий эффект и соответствовать понятиям, принципам и мотивам человека. После получения извне какого-то стимула люди пропускают его через свою психику, сопоставляют со своими потребностями, интересами и возможностями. Важная разница между стимулом и мотивацией состоит в том, что первое обычно не прекращает своего действия после достижения цели. Чем более адекватным будет внешний импульс, чем меньше их различий с внутренней мотивацией, тем более успешным получится результат.
В чем разница между мотивацией и стимулированием
В оценке немцев неумение планировать свое время и свою деятельность граничит с отсутствием профессионализма, безответственностью и некомпетентностью.
В свою очередь, гиперчувствительное отношение ко времени в немецкой культуре не отвечает русским представлениям о его эффективном использовании.
Например, запланированные на определенную длительность семинар или
совещание заканчиваются строго согласно регламенту, несмотря на то, что, с точки зрения русских, обсуждаемые вопросы были искусственно “растянуты” и не требовали такого количества времени. Такой подход вызывает неудовольствие теперь уже у русских.
LJ Magazine
Из этих бесспорно справедливых мыслей само собою следует, что наши знания о качествах народов могут служить одним из источников разъяснения форм быта и событий жизни исторических групп людей.
Качества какой бы то ни было группы людей — совокупность качеств отдельных людей, из которых она состоит. Потому знания о качествах этой группы только совокупность знаний об индивидуальных качествах людей, составляющих ее. Таким образом, наши знания о качествах народа не могут быть ничем иным, как соединением наших знаний о качествах отдельных людей, составляющих этот народ1.
Мы часто можем приобретать довольно хорошее знакомство с качествами отдельных лиц, не зная ни быта их и никаких важных фактов их жизни. У каждого бывающего в многолюдных обществах есть знакомые, о которых он ничего не знает, кроме впечатлений, производимых на него и его родных или друзей встречами в обществе с ними; эти встречи могут быть совершенно ничтожны по своему содержанию, ограничиваться обменом приветствий и разговорами о предметах, посторонних разговаривающим, и, однакоже, давать нам достаточные материалы для довольно верных суждений об некоторых из умственных и нравственных качеств нашего знакомого. Например, если мы разговаривали с ним о газетных известиях или городских анекдотах, то очень может быть, что мы хорошо узнали его мнение о всяческих общественных и нравственных вопросах; а по его мнениям мы можем разгадывать его нравственные качества.
Когда мы таким образом ознакомились с нравственными качествами человека, о котором не знаем ничего, кроме наружности, одежды и этих его качеств, мы можем делать выводы о том, какой образ жизни ведет он; и если услышим о каком-нибудь важном его поступке или событии его жизни, можем в некоторых случаях удовлетворительно объяснять этот факт нравственными качествами его. Предположим, например, что по его разговорам мы убедились, что он рассудителен и одарен твердой волей. Мы можем выводить из этого догадку, что он устроил свой быт по возможности хорошо, что, например, он каждый день имеет пищу, качество которой соответствует его денежным средствам, а не тратит на один обед столько денег, что после того несколько дней голодает. Предположим, мы услышали, что он подвергался какой-нибудь опасности, но вышел из нее цел; мы имеем право сделать догадку, что он держал себя в этой опасности рассудительно и мужест- венно. Будут ли такие догадки достоверными знаниями? Разумеется, нет; но пока не получим сведений, которыми опровергались бы они, мы имеем разумное право считать их правдоподобными, а в некоторых случаях даже очень вероятными.
Итак, относительно отдельных лиц часто мы можем иметь гораздо больше знаний о их качествах, чем о их быте и важных фактах их жизни. В этих случаях наши знания о их качествах могут оказывать нам пользу для разъяснения немногих и неудовлетворительных сведений о их образе жизни и о крупных событиях ее.
Таковы ли отношения между нашими сведениями о качествах народов и сведениями о формах их быта, о крупных фактах их истории? Обыкновенно отношение между этими двумя разрядами сведений о народах совершенно обратное: формы их быта и крупные факты их истории известны нам гораздо больше и точнее, чем их качества, и наши понятия о их качествах обыкновенно лишь выводы из наших сведений о их быте и судьбе. Возьмем для примера наше знание об одном из качеств древнего греческого народа, о том, трусливый или храбрый народ были греки.
Мы все говорим: греки были народ храбрый. Спросим себя: почему знаем это? Нам припоминаются Марафон, Саламин, Платея, множество других сражений, в которых греки побеждали врагов более многочисленных, чем они. Правда мы знаем, что они превосходили этих врагов дисциплиной и были лучше вооружены; но никакое вооружение не даст победы малочисленному войску над многочисленным врагом, если оно не состоит из людей храбрых; а дисциплина может быть сохранена во время сражения только храбрыми людьми. То же самое относительно всех других оговорок о преимуществах греческих войск помимо храбрости. Сделав наибольшие допускаемые рассудком уступки по этим оговоркам, мы все-таки останемся в необходимости признавать победы греков свидетельствующими о храбрости их.
Что же такое наше знание об этом качестве греков? Оно вывод из наших сведений о их битвах. Подобно этому и вообще не события греческой истории разъясняются нашими знаниями о качествах греков, а, наоборот, качества греков известны нам по фактам их жизни. Храбрость их мы знаем по фактам их военной деятельности; другие их качества — по результатам их других деятельностей, например, умственные качества греков известны нам по произведениям их искусств, по их литературе.
Таким образом, все наши знания об умственных и нравственных качествах прежних народов и прежних поколений нынешних народов — не прямые знания, а выводы из наших знаний о крупных фактах их истории, о формах их быта, о произведениях физической, умственной и нравственной деятельности их.
Могут ли эти производные знания быть употребляемы для разъяснения сведений о фактах того разряда, который другими своими фактами дает основу для них? Без сомнения, могут. Предположим, например, что у греческих историков находится известие такого рода: когда греческое войско приблизилось к реке, персидское, стоявшее на другом берегу ее, ушло, не защищая перехода. Предположим, что этим и ограничиваются все наши сведения о деле, что мы не имеем никаких известий о числе греческого и персидского войск и не знаем, почему персидское войско ушло, не пытаясь остановить неприятеля. На основании нашего знания, что греки были храбры и персы признавали их превосходство в этом качестве если не над малочисленным отборным корпусом воинов собственно персидской национальности, то над массой своих разноплеменных милиций, мы можем с некоторой степенью вероятности объяснить отступление персидского войска боязнью его начальников, что милиционеры, составлявшие, по всей вероятности, массу его, не выдержат боя с греками. Но мы не должны забывать, что это будет лишь догадка. Персидские военачальники могли иметь совершенно иные мотивы отступления. Быть может, их войско, стоявшее на реке, было малочисленнее греческого; в таком случае мотивом отступления было не мнение о превосходстве греков по храбрости, а число их; или, быть может, отступление было военной хитростью, персы хотели заманить греков в такую местность, где удобно будет истребить всех их; а быть может, персидские военачальники ушли потому, что получили приказание спешить на защиту какой-нибудь другой области от другого врага; — мало ли какие мотивы могли быть у них помимо их мнения о храбрости греков. А впрочем, наша догадка правдоподобна, и нельзя осудить нас за то, что мы остановились на ,ней при недостатке данных для достоверного объяснения факта.
Но случаи, подобные предположенному нами, встречаются редко и, вообще говоря, маловажны. Обыкновенно, мы или имеем такие рассказы о фактах, что ход событий достаточно объясняется нашими достоверными знаниями об общих качествах человеческой природы и нашими сведениями о состоянии народа в данное время и подроб- ностях дела, или наши сведения об особенных качествах народа так скудны и шатки, что ставить их объяснением фактов значит превращать историю в сказку, сочиняемую нами по нашему произволу.
Наши знания об умственных и нравственных качествах народов прошлых времен — знания не прямые, а производные из знаний о фактах их жизни; потому ясно, что они гораздо скуднее, гораздо менее точны и достоверны, чем знания о фактах, служащие основанием для вывода их. Относительно прежних народов и прежних поколений нынешних народов это не может быть изменено. Нам нельзя знать умственные и нравственные качества их иначе, как по фактам их исторической деятельности.
Но не можем ли мы приобрести об умственных и нравственных качествах современных нам народов прямые сведения такие обширные и точные, чтоб они служили прочным основанием для разъяснения исторических фактов?
Чтоб увидеть, удобоисполним ли такой труд, попробуем составить список тех людей, которые хорошо знакомы нам; и делать отметки о их качествах. Пусть в наш список будет внесено 100 человек. Скоро мы кончим работу, если захотим вести ее с точностью, удовлетворительной для ученых соображений?
Многие качества человека могут быть узнаваемы очень легко; таковы, например, его наружность и размер его физической силы. При обыкновенных условиях наших встреч с людьми достаточно взглянуть на человека, чтобы получить довольно точное представление о его наружности; а чтобы приобрести довольно точное понятие о размере его силы, достаточно увидеть его берущим в руки тяжелую вещь. Но и чисто физические качества не все можно узнавать легко. Например, есть болезни, влияние которых остается незаметно до очень высокой степени их развития. Человек может быть близок к смерти по действию такой болезни, а казаться здоровым. Припомним для примера некоторые виды тифа и оспу. Человек уже заразился, а продолжает быть по виду совершенно здоровым. Принадлежит ли физическое здоровье к качествам человека или нет? Должно ли оно входить в понятие о характере человека? — На первый вопрос, вероятно, все скажут да; на второй множество ученых, любящих объяснять историю народов качествами их, отвечают нет. Обыкновенно, однакоже, они говорят о темпераменте народов: «этот народ имеет веселый характер, а этот угрюм по характеру». Темперамент сильно видоизменяется от перемен в состоянии здоровья. Больной человек вообще имеет менее весе- лое настроение духа, чем здоровый. Легкое хроническое расстройство здоровья от неудовлетворительных условий житейской обстановки не называется болезнью, но имеет значительное влияние на настроение духа.
Оставим разбор вопросов о физических качествах. Должно ли причислять к умственным качествам человека его знания, к нравственным качествам,— должно ли причислять его привычки? Если отвечать нет, то у нас не останется никакой возможности сделать характеристику человека в умственном и нравственном отношениях, а если вводить в понятие о характеристике человека его знания и привычки, то очень редко найдется человек, о котором можно было бы сказать, что, например, в 40 лет он сохранил тот характер, какой имел в 20.
Как бы ни был краток наш список умственных и нравственных качеств, в числе их найдутся принадлежащие к разряду качеств, трудно узнаваемых. Например, вероятно, мы не забыли внести в него рассудительность, твердость воли, честность. Если внесено хоть одно из этих качеств, нам во многих случаях будет мудрено решать, какую отметку об этом качестве ставить против имени нашего знакомого. Можно прожить годы с человеком и не узнать достоверным образом, рассудителен он или нет, сильна или слаба его воля и тверда ли его честность; и сам он может дожить до 30, до 50 лет, не зная, на какие поступки высокого благородства или низкой пошлости, отваги или трусости способен он. Кому из нас не случалось часто слышать от своих близких знакомых: «удивляюсь, как мог я это сделать», и вместе с ними дивиться их поступкам, совершенно противоречащим нашему понятию о характере их. Человек дожил до 50 лет, не делая ничего безрассудного, попал в затруднение, какого не случалось ему испытывать, и потерял голову, действует безрассудно: мало ли случаев подобного рода? — Но не будем стесняться недостаточностью наших знаний о тех умственных или нравственных качествах наших знакомых, которые трудно узнавать; будем приписывать характеризуемым нами людям рассудительность, безрассудство, твердую волю или слабую волю без заботы о проверке, основательно ли наше мнение. С этой заботой мы впутались бы в такой долгий и тяжелый труд, что, по всей вероятности, не довели бы его до конца. Без нее мы легко и быстро составим характеристики своих знакомых по нашему списку качеств. Разумеется, научная ценность такого списка будет очень мала. Верные знания будут перепутаны в нем с таким множеством ошибок, что лучше всего будет бросить его в печь. Но сделаем это через минуту по его окончании, а эту минуту употребим на то, чтобы посмотреть, какую степень разнообразия имеют характеры, начерченные нами. Мы увидим, что разнообразие их очень велико.
Впрочем, это, по всей вероятности, известно каждому из нас и без напрасной работы записывать, какое мнение мы имеем о характере наших знакомых. Если так, то нам нет и надобности делать ту пробу, о которой мы говорили. Изложим те выводы, какие дала б она, если бы была сделана.
В кругу знакомых каждого из нас нет двух людей, характеры которых не имели бы очень важных различий между собой. Комбинации качеств очень разнообразны; например, с рассудительностию иногда соединяется большой ум, иногда такой размер умственной силы, который лишь немногим отличается от тупоумия. Множество людей, называемых в умственном отношении совершенно бездарными, очень рассудительны. Вот мы имеем уже четыре разряда людей: даровитые и благоразумные; даровитые и нерассудительные; бездарные и благоразумные; бездарные и безрассудные. Прибавим оценку по какому- нибудь третьему качеству, например, по честности, каждый разряд распадется на два разряда. Какое число разрядов мы получим, если произведем оценку по девяти качествам? Если не все 1024 разряда, даваемые формулой комбинаций, то наверное сотни из этого числа типов попадаются в действительности.
Та проба, которую предлагали мы сделать, дает результаты, лишенные научной серьезности, потому что довести ее до конца можно только под условием записывать наши мысли о качествах наших знакомых без заботы о проверке неосновательности наших мнений. Но сделана ли хотя бы такая же поверхностная попытка определить характеры людей, составляющих не круг наших личных знакомых, а целый народ? Кто когда пытался считать, какую пропорцию общего числа людей какого-нибудь народа составляют, например, люди рассудительные и какую — люди нерассудительные, какую — люди твердой воли, какую — люди слабой воли, и так далее, и какую пропорцию в общем числе составлют люди того или другого из умственных и нравственных типов, образуемых разными комбинациями качеств? — Ничего подобного не делалось относительно какого бы то ни было народа. И должно прибавить, что количество труда, нужное для хорошего прямого исследования нынешних умственных и нравственных качеств какого-нибудь из цивилизованных народов, далеко превышает своей громадностью размер сил ученого сословия этого народа.
Потому мы принуждены довольствоваться нашими субъективными, случайными и очень ограниченными наблюдениями характеров людей и выводами о нравственных качествах из наших знаний форм быта и крупных событий жизни народов. Сумма знаний, доставляемых этими источниками, скудна и страдает примесью шатких догадок; но хорошо было бы, если бы мы заботились пользоваться хотя этими неудовлетворительными материалами с внимательностью и осторожностью. Мы не делаем и этого. Ходячие понятия о характерах народов составлены небрежно или под преобладающим влиянием наших симпатий или антипатий. В пример небрежности приведем общепринятое определение национального характера древних греков. Каждому из нас врезалась в память следующая характеристика качеств древнего греческого народа:
«Национальными качествами греков были любовь к искусству, тонкое эстетическое чувство, предпочтение изящного роскошному, воздержность в наслаждениях, умеренность в питье вина и тем более в еде. Пиры греков были веселы, но чужды пьянства и обжорства».
Ограничимся этими чертами национального характера, приписываемого грекам.
Берем тот период жизни греческого народа, который составил славу греков. Он начинается около эпохи марафонского сражения и кончается около времени хероней- ской битвы В этот период важнейшими греческими государствами были спартанское, афинское, фиванское, си- ракузское. Очень большую важность имели также коринфское и агригентское. Не должно забывать и того, что самой обширной областью коренной греческой страны была Фессалия.
По тем же самым историкам, которые определяют характер всего греческого народа перечисленными у нас чертами, спартанцы были народ, жертвовавший потребностям военной гимнастики и дисциплины всеми другими заботами или влечениями. С той поры, как начинаются точные известия о спартанцах, мы видим, что эти воины, принужденные жить у себя дома скудно и сурово, как в лагере, предаются оргиям, лишь вырвутся на свободу. Павзаний, победитель при Платее, первый спартанец, о жизни которого мы имеем точные сведения, уж был таков. Оставшись на воле в Византии, он стал жить, как персидский сатраи, и до того увлекся жаждой роскошного разврата, что хотел отдать Грецию под господство персидского царя для получения сатрапского владычества над ней в должности персидского наместника. Менее знамениты, но достаточно известны нам гармосты Лизандра3. Они держали себя тоже, как персидские сатрапы. Каких художников, поэтов или ученых произвела Спарта? — никаких; если бывали в Спарте хорошие музыканты, то они были приезжие4.
Фиванцы были обжоры и пьяницы, по уверению всех историков, и были лишены живости ума. Пьяные обжоры, они погрязали в тупой умственной и нравственной апатии. Фессалийцы были грубые пьяницы и развратники, презиравшие всякую умственную деятельность.
Сиракузанцы и агригентцы не знали воздержанности ни в чем; мудрая греческая умеренность в наслаждениях была неведома им; потому они подверглись участи сибаритов, так говорят историки; коринфян они называют развратниками, подобными азиатцам.
К кому ж из греков применяется характеристика всего греческого народа? Только к афинянам. Да и то лишь к афинянам двух поколений, которые жили между марафонской битвой и началом пелопоннесской войны . В эту войну афиняне были уж испорченный народ, говорят нам историки, а до марафонской битвы они еще не проявляли тех качеств, какими прославились во времена Перикла. Мы видим, что вместо характеристики греческого народа нам дается характеристика афинян во времена Перикла.
Характеристика греческого народа, повторяемая большинством историков, составлена небрежно. Но она хороша, по крайней мере, тем, что не внушена дурными тенденциями.
Даже и этого достоинства лишены ходячие характеристики тех народов, которые еще существуют. Мы приведем лишь одну из них.
Итальянцы, как известно всем цивилизованным народам, кроме самих итальянцев, трусливы, коварны; и если не употребляется о них выражение «подлый народ», то лишь по свойственной нашему деликатному времени нелюбви к слишком грубым эпитетам, а смысл ходячей за Альпами характеристики итальянского народа тот самый, который на бесцеремонном языке выражается словом «подлость».
Мы выбрали для примера ходячую характеристику итальянского народа потому, что при разборе ее порицание за недобросовестность падает не на один какой-нибудь народ, а ложится общей виной на три нации: испанскую, французскую и немецкую; да и англичане не участвовали в составлении этой характеристики только потому, что не случилось им предпринимать много экспедиций для покорения Италии. Их ученым досталась характеристика уж изготовленная; они приняли ее.
Каким образом составилась эта характеристика итальянского народа? Главным источником ее была досада завоевателей на желание итальянцев освободиться от их владычества. В Италию ходили немцы, плавали испанцы, ходили туда французы; все они побеждали, покоряли Италию или часть ее; при первой возможности покоренные разрывали обещания, данные покорителям, и пытались свергнуть с себя их иго. Какой покоренный народ не поступал точно также? В политических делах тяжелые обещания сохраняются, лишь пока не представляется надежды избавиться от их исполнения. Это мы видим в истории всех европейских народов или частей народов; примеров противного нет. Одно из двух: или историки каждого другого европейского народа должны называть свой народ коварным, или они не имеют права ругать итальянский народ за то, за что прославляют свой народ,— за любовь к независимости.
Но итальянцы не только коварны, они и трусы.Нам говорят: чем же, как не превосходством храбрости завоевателей, то есть недостатком мужества у итальянцев сравнительно с ними, объяснить завоевания иноземцев в Италии? — Будем припоминать обстоятельства, при которых итальянцы были побеждаемы, и увидим, что ход событий определялся такими отношениями сил, при которых итальянцы были бы побеждаемы, если б и превосходили своих иноземных врагов мужеством. В X веке все земли, составлявшие империю Карла Великого, раздробились на мелкие государства; шел процесс раздробления и в Германии, но медленнее, чем во французской и в итальянской землях. Немецкий король еще сохранял довольно большую власть над областными государями, когда французский король стал уже бессилен за границами своего непосредственного областного владения; то же самое что во Франции, было и в Италии. В этом отношении нельзя сказать об итальянцах ничего дурного, чего не следовало бы с такой же силой применить к французам, а потом и к немцам. Напротив, были обстоятельства, делавшие утрату национальной силы более извинительной для итальянцев: южная часть их земли оставалась под византийской властью; их берега были ближе французских для нападения африканских мусульман.— Италия была, подобно
Франции, раздроблена; но она была богаче Франции. Немецкие короли справедливо находили, что выгоднее грабить и порабощать Италию, чем Францию, потому ходили в Италию. Могут ли быть обвиняемы в недостатке храбрости мелкие государства за то, что король большого государства побеждает их? Говорят: но итальянцы сами облегчали иноземцам завоевание своей земли междоусобиями. Что в этом особенного? У какого народа, раздробленного на разные государства, не было междоусобий? — Когда восточная часть Испании объединилась в сильное государство, а французская королевская династия объединила под непосредственной властью короля большую часть Франции и сделала Прованс владением родственников короля, то стали нападать на Италию арагонцы и французы. Таким образом, итальянцы должны были отбиваться от трех сильных народов. Свидетельствует ли против храбрости их то, что они были побеждаемы? Такое положение дел оставалось до недавнего времени. Если мы всмотримся в подробности борьбы мелких итальянских государств против сильных иноземных войск, мы увидим множество примеров тому, что итальянцы сражались храбрее своих завоевателей.
3 О РАЗЛИЧИЯХ МЕЖДУ НАРОДАМИ ПО НАЦИОНАЛЬНОМУ ХАРАКТЕРУ
В преддверии грядущих выборов, Россию всё чаще показывают как страну, которая готовится к развитию самостоятельности федеральных округов, развитию законодательства и укреплению демократии. Если смотреть и не пользоваться альтернативными источниками информации, то может сложиться впечатление, что Россия, это уже почти Америка. Для полного сходства нам не хватает лишь идеи, при помощи которой мы сплотим народ, и он начнет работать на собственное светлое будущее.
Рейтинг топ блогов рунета
Этнос относится к составу группы, которая формируется на основе общего наследия, я. э. общий язык, общие традиции, общие религиозные убеждения, общие предпочтения в еде и т. д.. Если термин этничность используется как синоним сегодня термин национальность, это только из-за того, что он был производным от греческого слова «этнос» означает народ. Примеры этнических групп включают афроамериканцев я. э. жители Америки, которые прослеживают их происхождение до Черного населения Африки, монголы я. э. те, кто принадлежит к группы кочевников Монголии, коренные американцы, чьи предки населяли Северную и Южную Америки до прихода европейцев, Зулусов, которые являются высокими Негроидные люди родом из Южной Африки, и т. д.
Разница между этнической принадлежностью и национальностью
Обычно мы применяем слова «гражданство» и «национальность» как синонимы в узком смысле правового статуса лиц, подчеркивая их соотношение с территориальным политическим субъектом. Это определение также распространяется на территориальные образования внутри государств (если они формально признаны в федеральных конституциях).
Подданство и гражданство — в чем заключается отличие
Сегодня в России национализм приобрёл совершенно другой оттенок. В нашей стране чаще всего под этим понятием понимают именно этническую нетерпимость. Она выражается в открытом и демонстративном презирании и унижение людей других национальностей. Высмеиваются также и их культура, религия, традиции и образ жизни. В первую очередь это связано с тем, что количество иммигрантов из стран Востока в Россию увеличивается с каждым годом, и они нередко устраивают конфликты, в ходе которых страдают люди славянского происхождения. Зачастую это и становится причиной ненависти.
